Владислав Шабалин
После Гражданской войны перед советским правительством остро встала проблема создания слоя врачей, учителей и других специалистов, лояльных власти. Поскольку в стране было официально закреплено социальное неравенство, студентов вузов отбирали по классовому принципу. Вход в институты и университеты был закрыт или ограничен для лиц непролетарского происхождения. Все 1920-е гг. дети кулаков, нэпманов, священников и других, пораженных в правах групп населения, пытались прорваться через социальные фильтры и получить высшее образование. Власти, со своей стороны, старались не допустить подобного проникновения, выявляли и исключали прорвавшихся. Однако это была не единственная головная боль вузовского и партийного начальства. Другой проблемой стали те, кого с политической и классовой точки зрения можно было называть “своими” – это студенты с левокоммунистическими взглядами.
Молодежь всегда острее реагирует на несоответствие между жизнью и декларациями. Тем более если эта молодежь успела понюхать порох, поучаствовать в руководящей работе и имеет авторитетного “взрослого” лидера. Молодежь в эти годы слушала речи Л.Д. Троцкого или Г.Е. Зиновьева, читала их статьи и принимала их идеи мировой революции, внутрипартийной демократии, индустриального развития и т.д. В соответствии с выбором молодые люди делились на троцкистов и зиновьевцев. Причем подобное деление было характерно не только для столиц: Москвы и Ленинграда. Например, в Свердловске – центре уральской области – в 1927 г., по подсчетам партийных органов, в двух вузах УСКУ и УПИ учились 39 троцкистов и последователей Зиновьева, причем последних было больше. В другом уральском городе – Перми – в государственном университете в тоже время обучались 6 троцкистов. Ситуация в пермском университете интересна как пример того, как существовала оппозиция в провинциальном вузе. Остановимся на ней подробнее.
Все пермские студенты-троцкисты учились на медицинском факультете, а 5 из них состояли в одной партийной ячейке. Оппозиционеры на медицинском факультете были уже в 1923 г., когда факультет еще был мединститутом и базировался в Екатеринбурге. Два активных последователя Троцкого – студенты-медики П.К. Денисов и И.А. Барышников – пропагандировали взгляды левых и даже ездили для этого на рабочее собрание Верх-исетского завода. Весной 1924 г. под их влиянием партсобрание института приняло “троцкистскую резолюцию”. На собрании, правда, было всего 6 или 8 человек, и осенью резолюция была отменена.
В 1924 г. институт был переведен в Пермь. Денисов проучился здесь недолго – в 1925 г. перевелся в ветеринарный институт в Казань. Однокурсникам он, однако, успел запомниться тем, что ходил везде с только что вышедшей книгой Троцкого “Уроки Октября” и “пропагандировал ее среди студентов”. Оставшийся в Перми Барышников стал более замкнутым и свои взгляды открыто не пропагандировал. Лишь осенью 1927 г., когда накал внутрипартийной борьбы достиг своего пика, он на партсобрании воздержался при голосовании за исключение Троцкого из ВКП (б).
На смену друзьям-оппозиционерам Денисову и Барышникову пришли другие студенты, так же связанные, если не дружескими, то, как минимум, товарищескими связями. Прежде всего, нужно отметить молодых людей, группировавшихся вокруг 21–летнего П.Т. Гусарова.
Если бы Гусаров вел себя “правильно”, он мог бы сделать хорошую карьеру. Для этого у него были все данные: рабочее происхождение, членство в комсомоле и партии. При этом он входил в бюро райкома комсомола и, одновременно, в руководящие партийные и комсомольские органы университета, в частности, возглавлял партийную ячейку факультета. Кроме того, он читал политическую литературу, не многие тогда могли этим похвастаться, и был редактором газеты “Медико-Урал”. Молодой перспективный активист. Однако он выбрал другой путь, приняв взгляды оппозиции. По его собственному признанию на него произвели впечатление знаменитые слова Троцкого о том, что молодежь – это “барометр партии”. Гусарову, как и другим молодым троцкистам, видимо, импонировала мысль о том, что на них лежит ответственность за судьбу Революции, в которой они не участвовали из-за того, что были слишком молоды.
Осенью 1927 г. для Гусарова пришло время активных действий, но в отличие от Барышникова, он не был одинок. У него был свой круг общения – соседи по общежитию, где он проживал во время учебы. Среди них выделялся Н.Л. Гордеев – приятель, с которым они особенно сходились во взглядах. На осенних собраниях они держались вместе. Сначала проголосовали против исключения Троцкого из партии, а позже, во время ноябрьской партийной дискуссии, выступали с защитой оппозиционной программы. Гусаров требовал отдельного доклада, а Гордеев выступил по крестьянскому вопросу.
На тех же собраниях выступали еще два товарища – И.А. Митяшин и С.А. Плотников, тоже, кстати, соседи по общежитию. Они были старше Гусарова и Гордеева, обоим было за тридцать, оба участвовали в событиях Гражданской войны. Плотников был лидером в этом союзе и более активно защищал и пропагандировал свои взгляды (чему способствовало то, что он был руководителем кружка по изучению ленинизма). Во время партдискуссии он выступал по крестьянскому вопросу, заявив, что ЦК ВКП (б) “эс-эровское”. Митяшин защищал свои взгляды менее активно, известно, что он воздержался при голосовании по исключению Троцкого.
Как ни странно, обе группы студентов, хотя и были знакомы друг с другом и сталкивались по учебе, более тесных связей не имели. Об этом свидетельствовали их однокурсники, в 1937 г. допрошенные по делу Гусарова. Даже следователи НКВД не стали конструировать никаких “контрреволюционных троцкистских организаций”, хотя собранный ими материал сам на это просился. И срок Гусаров получил очень умеренный, – на 1 год был отдан под гласный надзор по месту жительства.
Последней из зафиксированных на факультете оппозиционеров была М.Н. Ямпольская. Она голосовала против исключения из партии Троцкого. Ни каких подробностей мы о ней не знаем, кроме официальных данных, из которых, пожалуй, самое интересное – это ее партстаж, начавшийся в 1914 г. В 1928 или 1929 г. она перевелась в другой вуз в Москву, а до этого всячески избегала собраний.
Схожую тактику выбрали и другие студенты-оппозиционеры. Чтобы остаться в партии, им пришлось признать свои выступления ошибочными. В партийных документах эти выступления были названы “нечетко сформулированными и не искренними”. Видимо это действительно было так, поскольку все троцкисты после партийной дискуссии уклонялись от выступлений по принципиальным вопросам.
Что в сложившихся условиях предпринимали партийные органы? На медфаке за всеми, кто проявил себя во время дискуссии как оппозиционер, было установлено наблюдение со стороны “наиболее выдержанных товарищей”. А в 1929 г. прошла широкомасштабная чистка партии, одной из целей которой было выявление оставшихся оппозиционно настроенных партийцев. В результате чистки Плотников и Гусаров были исключены из партии, их ответы не удовлетворили комиссию. Гусаров, например, в условиях начавшейся индустриализации, пытался сформулировать точку зрения, которая помогла бы ему примирить официальную идеологию и троцкистские идеи: “Партия говорит, что социализм строили и построим, если не будет интервенции, а Троцкий говорит, что без поддержки западного пролетариата не построим, если будет мировая революция… Я понимаю так: если не будет интервенции значит построим. Я понимаю, что не будет интервенции потому, что поддержит западный пролетариат”. Вместо саморазоблачения Гусаров пытался объяснить свою позицию. Это комиссию по чистке не интересовало.
Надо сказать, что чистка поставила троцкистов в ситуацию выбора. Те, кто хотел остаться в партии, должны были доказать, что порвали с оппозицией. Так во время чистки с критикой Гусарова выступили его товарищи-троцкисты. Возможно, они обо всем договорились заранее, но для окружающих это выглядело как поражение оппозиционеров.
После исключения из партии Гусарова было необходимо исключить из комсомола, однако этого не произошло. Решение должно было принять общее собрание комсомольской ячейки медфака, на котором присутствовало около ста человек. Выступая в прениях, Гусаров и присоединившийся к нему Плотников сумели, как сказано в документе, “повернуть собрание на свою сторону”. Решение бюро комсомола об исключении Гусарова было провалено. В целом это ни чего не меняло, но показывало, на чьей стороне оказывались симпатии молодежи, оказавшейся без строгого надзора и еще не до конца запуганной репрессиями.
К 1930 г. проблема левой оппозиции в вузах была снята. Ее сторонники в университетах оставались, но они вынуждены были скрывать свои взгляды и уже не представляли собой организованной силы. Отдельные выступления не меняли положения вещей и не угрожали власти. Был сделан еще один шаг к формированию лояльной власти интеллигенции.
Опубликовано в: Астафьевские чтения: Выпуск второй. (17-18 мая 2003 г.) – Пермь: Мемориальный центр истории политических репрессий «Пермь-36», 2004. С.79-82.
