М.Б.Рогачев
Голодовка политзаключенных Воркуты в 1936 г. – самая массовая акция протеста в довоенных северных лагерях, – факт хорошо известный из воспоминаний бывших заключенных-свидетелей этих событий или слышавших о них (из самих участников голодовки мало кто пережил 1937-1938 гг.). В 90-егг. некоторые из этих немногочисленных свидетельств были опубликованы и в России1. Устные и письменные свидетельства, пусть и очень отрывочные, стали той документальной базой, на основании которой известия о воркутинской голодовке попали в работы по истории СССР периода 30-х гг. (разумеется, в официальной советской истории Воркуты о ней не упоминается). О воркутинской голодовке 1936 г. есть сведения и в “Архипелаге ГУЛАГ” А.И.Солженицына, и в “Справочнике по ГУЛАГу” Жака Росси, и в других, опубликованных теперь и у нас, книгах по истории политических репрессий в СССР.
Однако лишь на основе воспоминаний восстановить достаточно полную картину событий в Воркуте 1936 г. невозможно. А архивные документы, естественно, до недавнего времени были засекречены. Только в 1995 г. появился первый и пока единственный документальный очерк о воркутинских событиях 1936 г., написанный В.М.Полещиковым на основе материалов следственных дел руководителей голодовки. В очерке опубликован уникальный документ – заявление участников голодовки с изложением их требований 2.
Следственные дела участников голодовки, хранящиеся в архиве УФСБ РФ по Республике Коми, пока единственный известный нам документальный источник, позволяющий существенно пополнить знание об одной из крупнейших в СССР акций протеста политзаключенных. Есть ли другие? Наверняка есть. Но поиск их затруднен из-за существенных ограничений доступа к базе данных архивов ФСБ и МВД, а также ряда центральных государственных архивохранилищ.
Знакомство с рядом следственных дел участников голодовки3 дало возможность восстановить имена если не всех, то значительной части принимавших участие в этой акции протеста. Это принципиально важно – не должна она быть безликой. Не менее важно, используя уже имеющуюся документальную базу (не только следственные дела), дать ответ на вопрос: была ли воркутинская голодовка изолированной, единичной, стихийно возникшей акцией протеста? Сразу можно сказать: нет, не была. И рассматривать ее надо в контексте развития сопротивления политзаключенных не только в лагерях Коми АССР, но всего ГУЛАГа, причем начиная с 20-х гг.
В начале первого десятилетия советской власти в тюрьмы и ссылку отправились представители небольшевистских партий – социал-демократы (меньшевики), правые и левые социалисты-революционеры (эсеры), анархисты, социалисты-сионисты и т.д. В Коми АО, например, в 1925 г. из 117 ссыльных 43 были эсерами, 17 – анархистами; в феврале 1928 г. из 223 административно-ссыльных 23 человека числились правыми эсерами, 11- левыми эсерами, 10 – социал-демократами (меньшевиками), 16 – анархистами, 18 – сионистами, что составляло 35% от общего числа ссыльных (среди остальных преобладало “реакционное духовенство”)4. Исправительно-трудовых лагерей тогда еще не было, и осужденные “политики” отбывали срок в тюрьмах (политизоляторах) и, с 1923 по 1925 г., Соловецком лагере особого назначения (СЛОН).
И с начала же 20-х гг. начинается борьба социалистов и анархистов за признание их политическими заключенными и переводе на политрежим5. Последний, по мнению политзаключенных, включал в себя: 1) содержание политических заключенных отдельно от уголовных; 2) выборность старост, представляющих интересы заключенных перед лагерной администрацией; 3) работа по специальности, а при отсутствии такой возможности – освобождение от работы; 4) усиленное питание (политпаек); 5) контроль старостой выдачи продуктов на кухню (для заключенных лагерей); 6) право получения посылок; 6) право выписки периодических изданий; 7) право неограниченной переписки; 8) право проведения собраний, дискуссий и семинаров (для заключенных политизоляторов); 9) неограниченные прогулки в дневное время (для заключенных политизоляторов); 10) право совместного проживания супругов.
Набор требований мог варьироваться, но неизменными оставались три основных принципа, из которых вытекали все остальные: в отношениях с администрацией политзаключенные выступают как единый самоуправляющийся коллектив; категорический отказ от принудительного труда; раздельное содержание с другими категориями заключенных6.
В борьбе за политрежим использовались разные способы: письменные и устные протесты, невыполнение решений администрации мест заключения, отказ от выходов на работу и т.д. В их числе и голодовка, ставшая одной из наиболее массовых форм протеста. Многие из первых советских “политсидельцев” опробовали их еще в царских тюрьмах и ссылках.
В борьбе за политрежим социалисты и анархисты, преодолевая сопротивление, вплоть до применения насилия (избиение социалистов в Бутырской тюрьме в 1921 г., Соловецкий расстрел 1923 г.), администрации тюрем и лагерей, сумели добиться многого. Точнее будет сказать, что они добились признания их политическими заключенными и введения для них политрежима “явочным порядком”, так как в советском законодательстве и правовых документах, определяющих порядок содержания заключенных, такая норма отсутствовала. В частности, в 1923-1925 гг. социалисты-лагерники, свезенные в СЛОН, были размещены в трех политскитах. После ликвидации политскитов в 1925 г. все они были отправлены в Суздальский, Ярославский, Тобольский, Верхнеуральский и Челябинский политизоляторы, где также существовал политрежим7.
В 1927-1928 гг. в ряды “политиков” влился новый многочисленный отряд – коммунисты-троцкисты (“ортодоксы”)8. Они пополнили политизоляторы и ссылку, включившись в борьбу за политрежим. Их отношения со “старыми сидельцами” – социалистами и анархистами, давно уже сплотившимися, несмотря на остававшиеся расхождения в политических взгляда, в борьбе с администрацией, – складывались неоднозначно. Участник социал-демократического молодежного движения Я.Мееров, много лет проведший в ссылке и тюрьме, свидетельствовал:
“Что касается отношений с представителями оппозиции ВКП(б), то, по моим наблюдениям, они пережили несколько стадий. Сначала, примерно в 1928 г., в более или менее крупных городах, которые для социалистов были, как правило, местами не ссылки, а “минуса”, стали появляться первые троцкисты. Это были скорее не ссыльные, а опальные вельможи, которые соответственно себя и вели…. Никаких точек соприкосновения не было и быть не могло. Кстати сказать, и материальное их положение было подчеркнуто иным, чем у ссыльных социалистов. Если, например, безработные ссыльные социалисты получали 6 р.25 коп. месячного пособия, то ссыльные оппозиционеры получали не то 70 р., не то даже больше.
В самом начале 30-х гг., когда оппозиционеров начали отправлять в политизоляторы, для них были выделены отдельные камеры, образовавшие так называемый “коммунистический сектор”, и с другими политзаключенными они не соприкасались даже на прогулке. Но какие-то контакты между ними стали неизбежны, прежде всего потому, что внутритюремная переписка оппозиционеров могла в большинстве случаев передаваться только с помощью некоммунистического сектора, а почтальонами для последнего неизбежно должны были стать и оппозиционеры .Далее контакты сами собой стали возникать на почве столкновений с тюремным начальством, а в некоторых случаях они приводили к совместным действиям…
Не знаю, как сложились отношения между социалистами и коммунистической оппозицией после 1932-1933 гг., когда репрессии по отношению к коммунистам стали принимать стали принимать все более суровый характер. В ссылках, сколько мне известно, начали возникать чисто личные контакты. Насколько часты они были, судить не берусь. Но политического сближения не было никогда. Слишком далеки они были от социал-демократов, как идейно, так даже и психологически”9
В 1935-1936 гг. И.В.Сталин, воспользовавшись убийством С.М.Кирова, инициировал новую кампанию массовых репрессий. Троцкисты, находившиеся в ссылке и тюрьмах (большинство из них с 1928 г. ни дня не провели на свободе), арестовывались и по постановлению ОСО НКВД СССР за КРТД получали стандартный срок – 5 лет лишения свободы, но только уже не в тюрьме, а в исправительно-трудовом лагере. Свои 5 лет лагеря получили и те, кто когда-то участвовал во внутрипартийной оппозиции, но по каким-то причинам после 1928 г. оставался на свободе.
Массовый исход коммунистических оппозиционеров в северные лагеря в 1936 г. неизбежно породил последний крупный всплеск борьбы за политрежим. Во-первых, сам факт отправки в лагеря рассматривался как необоснованное ужесточение репрессий против “политиков”; во-вторых, исправительно-трудовые лагеря Крайнего Севера по условиям жизни разительно отличались в худшую сторону даже от тюрем, не говоря уж о местах ссылки; в-третьих, в лагерях было принудительное привлечение к труду (на то они и исправительно-трудовые), против чего решительно возражали все политзаключенные; в-четвертых, в лагерях никакого политрежима не было, и лагерное начальство, до этого времени с “политиками” дела не имевшее, вводить его не собиралось.
Осужденные троцкисты были разделены на два основных “лагерных потока” – один был направлен в Северо-Восточный (Колыма), второй – в Ухто-Печорский ИТЛ. Одновременность этих потоков, общность установок их участников и определили то обстоятельство, что примерно в одно время именно в этих лагерях вспыхнули крупнейшие акции протеста. Единого координационного центра, направлявшего борьбу троцкистов за политрежим в разных лагерях, разумеется, не было и быть не могло – связь между колымскими и воркутинскими лагерями была невозможна.
Этапы заключенных-троцкистов начали прибывать в пересыльный лагерь во Владивостоке в мае 1936 г. Еще в пути имели место “контрреволюционные акции”. Например, в Красноярске “была организована к-р троцкистская обструкция, сопровождавшаяся пением к-р песен, вывешиванием плакатов через окно вагонов с лозунгами “Да здравствует мировая революция и ее вождь Л.Б.ТРОЦКИЙ”, “Долой бюрократию ми самозванца СТАЛИНА”…Собрав вокруг вагона граждан, проживающих в Красноярске… через окна вагонов произносили к-р выкрики и к-р выступления: “Долой к-р ЦК ВКП(б), возглавляемый СТАЛИНЫМ; “Товарищи-рабочие! Перед вами – политические заключенные сталинского режима, большевики-ленинцы-троцкисты, которых везут на Колыму для физического уничтожения. Лучшая часть пролетариата томится в сталинских тюрьмах. В правительстве сидит кучка чиновников и бюрократов, возглавляемых СТАЛИНЫМ”
По прибытии во Владивосток началась подготовительная работа по организации акций протеста. Надо заметить, что лагерные чекисты через осведомителей были хорошо информированы о подготовке и проведении акций протеста, копировали все документы, которые впоследствии, равно как и показания секретных сотрудников, были использованы на процессе по делу о “контрреволюционном мятеже” троцкистов на Колыме.
В июне 1936 г. в адрес ЦИК СССР ушла телеграмма, подписанная 55 заключенными, в которой говорилось: “Протестуем отправки нас суровые арктические условия. Расцениваем как физическое истребление передовой части рабочего класса”. Был создан оргкомитет (политтройка), занявшийся подготовкой голодовки. Новые акции протеста были организованы 5 июля при погрузке на пароход, который должен был доставить заключенных в бухту Нагаево10.
Голодовка началась 12 июля 1936 г. по прибытии в карантинный пункт Магадана (бухта Нагаево). Об этом вспоминал прибывший в Магадан с карагандинским этапом М.Байтальский, не присоединившийся к голодающим:
“На второй день после нашего прибытия в Магаданскую пересылку к нам явился представитель НКВД, объявивший нам, что все прибывшие на Колыму КРТД будут здесь содержаться на общелагерном режиме, на общелагерных условиях. Объявил нам правила режима, вызвавшие резкий протест наиболее активной части этапа. Старостат (карагандинский старостат пока не сложил полномочий, а слился со старостатами других троцкистских этапов, прибывших с нами из Владивостока) опубликовал требования, которые он намерен предъявить администрации. Требования сводились в основном к следующему:
1) КРТД будут содержаться на Колыме на правах ссыльных.
2) Каждый получит работу по специальности
3) Оплата труда – по общетарифной сетке
4) Не разъединять супругов
5) Свобода переписки между собой и с материком
В случае неудовлетворения требований объявляется голодовка до их удовлетворения… Ввиду того, что требования старостата были НКВД отвергнуты, была объявлена группой около ста, т.е. меньшинством, голодовка”11
Каждый голодающий подавал индивидуальное заявление о начале голодовки и мог прекратить ее только по решению комитета. Всего в голодовке на разных ее этапах принимали участие 200 человек. 20 июля голодающих стали насильно, преодолевая их сопротивление, развозить по лагпунктам. Руководители голодовки сняли ее 28 июля, но, поскольку требования заключенных не были выполнены, голодовка была продолжена, только теперь уже на отдельных лагпунктах. Акции протеста продолжались до осени 1937 г., когда начались массовые аресты троцкистов (руководители голодовки были арестованы еще весной 1937 г., что вызвало новую волну протестов)12.
По аналогичному сценарию развивались события и в Воркуте. Осужденные “за троцкизм” появились в Воркуте еще в первой половине 1935 г. (в частности, один из руководителей будущей голодовки Г.Н.Хотимский). И уже тогда были отмечены отдельные акции протеста, в том числе голодовки, но они не были массовыми.
Первый большой этап троцкистов прибыл в Воркуту 9 августа 1936 г. В нем были заключенные В.А.Донадзе, И.С.Краскин, А.И.Слитинский и другие, впоследствии вошедшие в число наиболее активных организаторов голодовки. В конце августа – первой половине сентября прибыло еще как минимум два больших этапа, в которых были С.А.Геворкьян, Г.М.Вульфович, Г.Я.Яковин и некоторые другие активные участники акций протеста.
По показаниям свидетелей, первые акции протеста были организованы еще на этапах, которые следовали из Сибири и Урала по железной дороге через Котлас до Архангельска, где заключенных грузили на пароход, доставлявший их на Печору. В вагонах и в камерах пересыльных пунктов троцкисты держались сплоченно, всегда выбирали старост, которые и представляли интересы заключенных перед администрацией. В конце августа группа троцкистов объявили голодовку на пересыльном пункте в Архангельске, не поддержанную большинством заключенных.
Среди участников этой голодовки назывались Геворкьян (староста группы “ортодоксов” на Архангельском пересыльном пункте), Флокс, Куриневский, Чернышев, Косиор, Лапицкий. Они оказывали “оказали активное сопротивление конвою и администрации перпункта при этапировании их на пароход”. “В результате оказанного сопротивления вся группа была погружена на пароход с применением физической силы и оружия” (свидетельство Ф.Царевского).
На этапе “группа голодающих сняла голодовку и перешла на послеголодовочный режим”, но от борьбы не отказалась. Как сообщил один из допрошенных в качестве свидетеля, причем с чужих слов (сам он на этом этапе не был), “троцкисты и примыкавшие к ним воспользовались” перебоями в продуктовом снабжении и “начали вновь провоцировать этапируемых на коллективных протест, отказ от приема пищи и конфликты с администрацией этапа, провокация эта в какой-то мере удалась, но принятыми мерами этап был снабжен продуктами и конфликт был ликвидирован”, однако “ортодоксам” удалось приобрести некоторое влияние, к ним начали прислушиваться” (Документ № 2). Вероятно, уже на этапе сложилась организационная группа будущей массовой голодовки.
Прибывшие этапы были размещены как минимум на трех лагпунктах: Руднике (Воркута), конечной станции узкоколейной железной дороги Уса и Сыр-Яга (севернее Воркуты). Между ними была установлена связь и практически сразу после размещения заключенных была начата подготовка к голодовке. Участник голодовки Давид Ройтман13 на следствии показал, что в группу руководителей входили С.Геворкьян, М.Шапиро, Н.Горлов, Л.Аграновский и В.Донадзе, “которые проводили между собой совещания и выносили те или иные решения. Эта группа решила через своих людей выяснить окончательно вопрос о голодовке путем опроса персонально каждого троцкиста”. Опрос показал, что большинство троцкистов высказались за голодовку, после чего был выбран официальный староста голодовки – Н.Горлов. По сведениям Ф.Царевского, в руководящую тройку входили С.Геворкьян и М.Шапиро (третьего он не знал). Но эти сведения о руководителях голодовки, равно как и о старостах бараков и палат, где содержались голодающие, могут быть и неточными.
Подготовка к голодовке завершилась составлением заявления, в котором давалась оценка ситуации и излагались требования заключенных (Документ № 1). Нетрудно убедиться, что эти требования традиционные для акций протеста политзаключенных. Достаточно острые споры развернулись по вопросу о том, должно ли заявление содержать политическую оценку ситуации в СССР и, соответственно, содержать политические требования (Документ № 2). Судя по тексту, в большинстве оказались сторонники отказа от включения в текст заявления явно невыполнимых политических требований типа смещения со всех постов И.В.Сталина, смены партийного руководства и т.п.
Автор текста заявления не установлен. Скорее всего, его и не было. Д.Ройтман предположительно приписывает авторство первоначального варианта Л.Аграновскому, но оговаривается, что текст подвергался коллективной правке и редактированию “рядом лиц”. Он же указывает, что протест был окончательно подготовлен и передан лагерной администрации 13 или 14 октября.
Под заявлением указаны фамилии 73 человек14. Однако было бы неверным считать, именно они составляли первоначальное “ядро” голодовки, поскольку под заявлением нет фамилий некоторых из тех, кто, по сведениям свидетелей, с самого начала принимал активное участие в ее подготовке и организации. Возможно, они не ставили свою подпись из тактических соображений – для того, чтобы, не связывая себя обязательством, не вступать в голодовку и осуществлять функции связных между группами голодающих. Нет даже уверенности в том, что все, чьи фамилии стоят под заявлением, принимали участие в голодовке и были знакомы с документом15.
К примеру, среди подписавших заявление указана жена Г.Н.Хотимского Л.И.Караджа. Весной-осенью1937 г. она находилась в лагпункте Кочмес, где и узнала о расстреле мужа16, и скорее всего, поскольку с ней было двое малолетних сыновей, сразу была направлена в этот женский лагпункт, предназначенный в том числе и для матерей с детьми.
Администрация лагеря, естественно, на заявление никак не отреагировала. И тогда, как и было объявлено, 18 октября 1936 г. началась голодовка. Вероятно, каждый из ее участников, как это практиковалось в других голодовках, известил администрацию о ее начале индивидуальным заявлением. Однако сами заявления не найдены, поэтому определить точный поименный состав голодающих сегодня практически невозможно. Сохранилась справка санинспектора врача Горелика, составленная в сентябре 1937 г. по данным санчасти воркутинского Рудника, согласно которой на 20 октября в голодовке участвовали 128, на 28 октября – 231, на 6 ноября 1936 г. – 191, на 1 февраля – 148, на 6 февраля – 95, на 9 февраля 1937 г. – 19 человек, и к 13 февраля “коллективная голодовка была полностью прекращена”.
Эти данные подтверждают, что заключенные вступали в голодовку поэтапно – 18 и 28 октября (Документ № 2). Однако судить о максимальном количестве участников голодовки по ним нельзя. О голодовке знали и на отдаленных лагпунктах, и, возможно, и там были те, кто присоединился к голодающим “в индивидуальном порядке”. По крайней мере, об одном таком случае на лагпункте Сивая Маска известно – о нем рассказал в своих воспоминаниях А.Л.Войтоловская:
“По лагерю ползли слухи о голодовке на Воркуте и на других лагпунктах. Причины? Повод? Мотивы? Да разве их мало? Причина – произвол в арестах и наша лагерная жизнь. Поводов сотни и тысячи. Может быть, голодовка разорвет густую пелену молчания, сотканную вокруг лагерей, будет пробоиной в толще стены, сооруженной между нами и волей. Даже привезенные из политизоляторов политические, попадая в лагеря, отмечают здесь гораздо худшие условия. Это верно, но я против голодовки: объединяющей политической линии нет, нас по точкам передушат как котят….
Говорю о голодовке с Сашей Гриншбергом – он тоже против нее. Ложное понятие товарищеской солидарности не должно сбить с толку в данном вопросе. Игорь Малеев предупреждает: “Не присоединяйтесь ни в коем случае, но я, может быть, и заголодаю из-за Блюма – сидели вместе в политизоляторе, шли одним этапом, а он уже начал и смотрит на меня как на предателя; знайте, что я против, что бы со мной ни случилось”. На Сивой Маске не голодал никто, кроме Блюма, на Воркуте голодовка прошла и послужила толчком для неслыханных расправ, впрочем, нашелся бы и любой другой повод для расстрелов”17.
Насколько массовой была воркутинская голодовка? В начале 1937 г. в I (Угольном) отделении Ухто-Печорского ИТЛ, центром которого была Воркута, числилось 12122 заключенных, из них на Руднике – 3987 человек18. Большинство из них были уголовниками и бытовиками, чье участие в голодовке просто исключалось. Политические даже не пытались их агитировать – ведь одним из основных требований как раз и было содержание “политиков” отдельно от уголовников. А уголовники относились к троцкистам просто враждебно. Лагерная администрация использовала эти настроения в своих целях, в открытую натравливая уголовников на “политиков”. Михаил Байтальский, осужденный за КРТД, но не принимавший участие в голодовке, писал:
“Пока шла голодовка, уголовников всячески науськивали на “троцкистов”.Нас и до того иначе не называли, а тут слово “троцкист” стало в устах рецидивистов самой бранной кличкой. “Да, троцкист хуже меня. Я свою жену убил – на то она и моя. А он – Кирова. Кто ему дал такое право?”…
Уголовников широко привлекали к искусственному кормлению голодающих. Пусть честные работяги видят, сколько добра приходится скармливать этим извергам рода человеческого – прямо-таки ни за что, просто по доброте гражданина начальника. Конечно, обслуга сама жрала от пуза но это не влияло на принцип: троцкистов надо давить….
Раз начальнику не нравилась голодовка этих троцкистов, то социально близким ему ворам она тоже не нравилась. Находясь на кирпичном, я знал, как она проходит. О ней рассказывали прибывающие с Рудника на нашу командировку блатные. Большинство – со злобой и завистью. За что положили в стационар? За что поят молоком!”19
Троцкисты-“ортодоксы” достаточно прохладно относились и к “простым контрреволюционерам” – осужденным по политическим статьям, но к политической борьбе и к политическим партиям отношения не имеющим. Попытки втянуть таких “политиков” в голодовку были, но, за редким исключением, неудачные. Большинство отнеслось к голодовке отрицательно, полагая, что таким способом “ортодоксы” просто добиваются для себя наиболее выгодных условий жизни в лагере, в ущерб другим заключенным. Возможно, именно по этой причине допрошенные в качестве свидетелей “контрреволюционеры” часто давали подробные показания на участников голодовки.
Однако и между теми, кто относил себя к политическим заключенным, не было единства в отношении к голодовке как форме протеста. Были и такие, кто считал голодовку бесполезной и даже вредной, способной спровоцировать репрессии против ее участников (так оно в итоге и оказалось), и не принял в ней участие. Не всегда удавалось договориться о совместных действиях с социал-демократами и анархистами (об участии в голодовке эсеров сведений нет), хотя некоторые из них и приняли активное участие в голодовке.
Воркутинская голодовка продолжалась почти четыре месяца – это самая длительная из известных нам акций протеста политических заключенных. Но тут требуется уточнение. Срок голодовки – это период, когда ее участники отказывались от приема пищи. Собственно голодовка (голодание) продолжалась от двух до трех недель. Тех, кто первыми начал голодовку, 5-6 ноября стали переводить в лагерные больницы (санчасти) на Руднике, станции Уса и Сыр-Яге. Все они от медицинской помощи отказались, и тогда с 8 ноября их стали кормить принудительно, через зонд. Были отмечены случаи сопротивления принудительному кормлению. Так, в медицинской карточке В.Донадзе отмечено, что с 8 по 22 ноября он оказывал активное сопротивление, и его приходилось держать двум санитарам, а с 23 ноября “перешел к пассивному сопротивлению (сжиманию зубов)”.
Разумеется, отказ от принятия пищи, даже при принудительном кормлении, самым неблагоприятным образом сказывался на здоровье участников акции протеста. В медицинских карточках (историях болезни) помещенных в стационар отмечалось ухудшение самочувствие, потеря в весе до 10 кг., обострение хронических заболеваний. Вероятно, не от голода, а от обострения хронических заболеваний, вызванных голоданием, умерли участники голодовки Цемах и Васильев (Документ № 2). М.Байтальский называет еще А.Файнберга и отмечает, что “не один он умер”
Судя по свидетельским показаниям, инициаторы голодовки, основываясь на своем опыте “старых голодовщиков”, не ожидали, что акция протеста будет столь длительной. У части голодающих упорное нежелание администрации идти на уступки вызвало замешательство и растерянность. Лагерное начальство даже упрекали в том, что оно создает “азиатские” условия голодовки и не обращает на голодающих никакого внимания, не сразу поместило их в больницу и не выделило дополнительное питание (Документ № 2).
Инициаторы голодовки, вероятно, еще не до конца осознали разницу между политизолятором и лагерем. Лагерное начальство рассматривало голодовку прежде всего как отказ от работы, т.е. забастовку, что являлось значительно более серьезным нарушением режима, чем отказ от принятия пищи. Голодовка даже по советскому законодательству не являлась преступлением, в то время как забастовка могла квалифицироваться как контрреволюционный саботаж (ст. 58-14 УК РСФСР). М.Байтальский приводит слова начальника спецчасти: “Голодовка – это наихудшая контрреволюция. В советской тюрьме не может быть голодовки. Вы не выходите на работу, значит, бастуете. Вы не от государственной хлебной пайки отказываетесь, а государственную работу саботируете”20.
Лагерное начальство не хотело вступать в переговоры с “контрреволюционерами”. Кроме всего прочего, это грозило неприятностями ему самому: а вдруг вышестоящие лагерные руководители расценят их как потакание государственным преступникам? К тому же отказ от работы небольшого количества заключенных, не занятых на основном производстве, не мог существенно повлиять на выполнение планов лагерного производства.
И все же затянувшееся противостояние когда-то должно было закончиться. Точного ответа на вопрос, были ли переговоры между руководителями голодовки и лагерной администрацией и, если были, чем они закончились и на каких условиях заключенные прекратили голодовку, нет. А.И.Солженицын в “Архипелаге ГУЛАГ” пишет: “В марте 1937 пришла телеграмма из Москвы: требования голодающих полностью приняты! Голодовка закончилась. Беспомощные лагерники, как они могли добиться исполнения? А их обманули – не выполнили ни одного”. Но Солженицын оговаривается: “Сведения о воркутинской голодовке у меня противоречивые”21. Документальных подтверждений о переговорах с администрацией и указании из центрального аппарат НКВД о принятии требований голодающих не найдено.
Можно предположить, что администрации все же пришлось пойти на временные уступки. Известно, например, что троцкисты были размещены в бараках отдельно от уголовников. Однако статуса политзаключенных они не получили, да и не могли получить. Принципиальных улучшений в условиях жизни не произошло. Поэтому акции протеста буквально через несколько недель после прекращения голодовки возобновились. Но теперь они были кратковременными и участие в них принимали либо одиночки, либо небольшие группы заключенных.
По-видимому, последние акции протеста приходятся на весну-лето 1937 г. В справках на участников голодовки отмечено, что некоторые из них в эти месяцы отказывались от выхода на работу. С.Геворкьян, например, не работал 18-23 апреля, Г.Вульфович – 3-20 августа. В конце мая 52 заключенных Рудника подали протест начальнику III части Угольного (Воркутинского) отделения на незаконный арест Д.Куреневского и Я.Билинкиса, объявив себя арестованными вместе с ними. Причиной ареста послужило собрание заключенных, проведенной без разрешения культурно-воспитательной части (Документы № 3, 4, 5). Не исключено, что на Руднике опять началась голодовка, в которой приняли участие подписавшие заявление. Конфликт закончился 5 июня, когда арестованные были освобождены из штрафного изолятора.
Одновременно трое заключенных (Дорошенко, Капуста и Казенов) держали голодовку на лагпункте Кирпичный завод, протестуя против отправки их на этап. Из перехваченной записки Вульфовича голодающим известно, что голодовка была прекращена 6 июня, а голодающие по договоренности с начальником III части Усковым были отправлены в стационар.
Однако эти единичные акции протеста тем более не могли изменить обстановку. По указанию сверху (приказ НКВД СССР № 00409) в лагерях начали готовить расправу с троцкистами. В Воркуте их начали свозить на Кирпичный завод, где был оборудован специальный лагпункт. То же самое происходило и в Ухте, где троцкистов свозили на лагпункт Ухтарка. Естественно, в это число попали все или почти все участники голодовки, некоторые из которых к этому времени были переведены из Воркуты в другие лагпункты (в том числе и в Ухту).
В сентябре 1937 г. начались допросы, а затем и аресты. Некоторые из арестованных участников голодовки (Геворкьян, Вульфович, Донадзе, Яковин, Горлов) отказались от дачи показаний. Г.Я.Яковин, например, заявил: “Участие в голодовке ни по законодательству, ни по существу до сих пор [на] практике никогда не считалось наказуемым деянием, т.к. является крайней формой протеста заключенных против беззакония администрации, остальные обвинения настолько неосновательны и облыжны, что самое предъявление этого обвинения многим лицам свидетельствует о преднамеренности и предрешенности этой репрессии, которую следствие только призвано оформить, но ничего не изменит по существу”.
Следствия по существу и не было. Следователи “перебрасывали” из дела в дело протоколы заранее допрошенных свидетелей. Нередко уже через день после ареста и единственного допроса, протокол которого занимал полстранички, следователь составлял обвинительное заключение. Михаил Шапиро, проходившего по одному делу с С.Геворкьяном, Г.Яковиным, И.Краскиным, В.Донадзе, Г.Хотимским, Н.Горловым, Г.Вульфовичем и Д.Куриневским, вообще был привлечен к нему “телеграфно”, поскольку к тому времени находился в Ухте, где и был арестован.
О том, как проходило следствие по делу троцкистов Ухто-Печорского ИТЛ, говорят такие удивительные факты, приведенные в докладной записке “О проведении операции по приказу НКВД СССР № 409 3-м отделом Ухто-Печорских лагерей НКВД”, направленной начальнику ГУЛАГа НКВД СССР И.И.Плинеру: “по недосмотру” следователей на 23 заключенных было составлено по два, а на одного – даже три дела (соответственно они дважды и трижды были приговорены к расстрелу), а около 100 человек “сняты с рассмотрения Тройки за нерозыском обвиняемых по лагерю”!22 Но ведь следствие по делам этих не разысканных на необъятных просторах Ухтпечлага каким-то образом было проведено!
Все дела были переданы на рассмотрение тройки УНКВД по Архангельской области, которая в конце сентября 1937 – начале января 1938 гг. вынесла 2631 смертный приговор. Но приговоренные были расстреляны не сразу. В январе 1938 г. в Воркутинский ИТЛ была прислана “оперативная группа по борьбе с троцкистами” Е.Кашкетина, которая работала до апреля 1938 г. (в сентябре-декабре 1938 г. она работала в Ухто-Ижемском ИТЛ)23. Эта группа и руководила расстрелами на воркутинском Кирпичном заводе в марте-апреле 1938 г. (в Северо-Восточном ИТЛ, где также были массовые акции протеста троцкистов, действовала аналогичная по задачам группа Гаранина). Только за один день, 1 марта 1938 г., в окрестностях Кирпичного завода были расстреляны 173 человека, среди которых немало участников голодовки24.
Акции сопротивления в лагерях были и после 1937 г. Достаточно вспомнить о восстании на лагпункте Лесорейд Воркутинского ИТЛ в 1942 г., забастовках и восстаниях в Норильске, Воркуте, Кенгире в середине 50-х гг. Но борьба за политрежим заканчивается в 1937 г., когда практически полностью была уничтожена “старая” социал-демократическая и эсеровская, а также коммунистическая (троцкистская) оппозиция. Она была безнадежной и ни к чему не привела. И все же отдадим дань мужеству людей, понимавших, что они ради идеи идут на смерть.
№ 1
Заявление заключенных Угольного отделения Ухто-Печорского ИТЛ в НКВД СССР и начальнику Ухто-Печорского ИТЛ НКВД СССР.
Первая половина октября 1936 г.
Полоса репрессий против коммунистов приняла поистине неслыханные формы и масштабы. Террор1 прошлых лет, несмотря на его чудовищность, меркнет перед нынешним свирепым курсом на физическое истребление в самом прямом и буквальном смысле этого слова.
Эту цель новый курс реализует двумя путями: 1) вывозом огромного числа репрессированных коммунистов в гибельнейшие места Заполярья, куда даже царское правительство не ссылало революционеров; 2) переводом их на штрафной уголовный режим. Такова особенность нового курса.
Мы – больные, репрессируемые на протяжении почти десяти лет, измотавшие свое здоровье в ссылках, тюрьмах, лагерях, загнаны на Воркуту Заполярную, ледяную каторгу, куда до последнего времени, по утверждению руководителей НКВД (Г.Ягода, Берман)2 посылали главным образом самых опасных уголовников-рецидивистов (относимых однако по состоянию здоровья к 1-й категории).
Воркута – гиблое место даже для действительно здоровых людей. Она известна своим свирепым режимом, своим голодным пайком и цингой, своим исключительно суровым полярным климатом, следствием чего является то, что оттуда возвращаются немногие. Нас загнали в эту Воркуту со сроком на пять лет, без соблюдения казенной процедуры следствия по стандартным приговорам.
Но это еще не все. В связи с превращением Воркуты в лагерь политзаключенных, режим в нем резко ухудшился. Несмотря на увеличение вдвое числа заключенных, не выстроено ни одного нового барака.. Питание стало несравненно хуже, чем в прошлом. Вопиющие факты издевательства над заключенными, принижение их человеческого достоинства не могут пойти ни в какое сравнение даже со вчерашним днем лагеря.
Режим Воркуты есть доведенный до предела режим для штрафных уголовников. Именно потому Воркута на голодном пайке. Кислые щи и ячменная каша на воде почти без жиров. Для характеристики достаточно привести нормы раскладок: мясо в сутки 21 грамм, жиров 2,9 грамма. К тому же если учесть, что заключенный непосредственно получает процентов на 25-30 меньше, то калорийность заполярного питания стане ясной.
Этот голодный паек, который на деле, как это ни невероятно, хуже чем даже обычный паек в лагерях, находящихся в сносных климатических условиях, является единственной пищей для подавляющего большинства политзаключенных, не имеющих дополнительных средств существования и не способных к пресловутому блату, широко распространенному в лагере.
Такое положение неизбежно влечет за собою физическое истощение, болезни, вымирание. Не менее остро стоит вопрос с жилищем. Большинство вновь прибывших политзаключенных втиснуты в неотремонтированные, холодные, сырые и невероятно грязные бараки, палатки и землянки. Люди обречены жить в условиях, в каких не стал бы держать своей скотины ни один хоть сколько-нибудь бережливый хозяин. Теснясь в этих бараках и палатках на двухэтажных сплошных нарах, страдая от холода и сырости, поедаемые вшами и клопами, в непролазной грязи и темноте копошатся сотни людей, лишенных минимальных условий для необходимого отдыха после тяжелой работы. Массовые заболевания и смертность (в числе привезенных в Воркуту имеются тяжело больные в возрасте 70 лет, женщины с грудными детьми) – вот перспектива, на которую неотвратимо обречены мы, если немедленно не будут приняты самые энергичные меры к коренному улучшению жилищно-бытовых условий, питания и труда. Совершенно исключительное значение приобретает вопрос о нашей работе в лагере. В этом отношении взят курс на перевод нас на общие работы, мотивируя это открыто наличием специалистов3 приказа НКВД Ягоды, нигде еще не опубликованного, об использовании нас исключительно на физической работе в прямое нарушение другого приказа 100-я, обязывающего администрацию использовать лагерников по их специальности. Наше положение усугубляется тем обстоятельством, что подавляющее большинство из нас совершенно непригодно для физической работы вообще – прежде всего по состоянию здоровья, не говоря уже об отсутствии необходимых навыков, предполагаемых для выполнения существующих в лагере норм, как правило превышающих общесоюзные.
Поэтому их выполнение нами представляется абсолютно невозможным, что служит в руках администрации лагеря поводом для натравливания на нас прочих лагерников. Но этого мало. Если учесть, что для получения того жалкого голодного питания, о котором шла речь выше, требуется выполнение установленных норм по крайней мере на 100%, положение станет ясным. Для полноты картины необходимо учесть, что система питания в лагере рассчитана на значительные приработки, получаемые на основе перевыполнения плана сверх 100%, о чем в отношении нас, разумеется не может быть и речи.
Таким образом, наше физическое состояние не обеспечивает за нами получение не только относительно нормального питания, рассчитанного на перевыполнение норм, но и того совершенно недостаточного голодного пайка, получение которого ставится в непосредственную зависимость от выработки норм на 100%.
В результате мы должны констатировать, что в неслыханно тяжелых условиях лагерей для нас создан особый, еще более тяжелый режим.
Суровый климат, голодный паек, грязный, переполненный барак, в котором чинит порядок над всеми специфическая власть в лице уголовного главаря, ставшего председателем коллектива, неистребимые вши и клопы, непосильная каторжная работа, грубое обращение бесчисленное количество4 разного начальства, атмосфера травли и угроз расправой – таков режим Воркуты, рассчитанный на физическое уничтожение.
Систематическая травля и науськивание на нас подкупленных уголовников, инспирируемых администрацией лагеря (выступление воспитателей КВЧ5 и начальников колонн с призывом бдительности против возможных поджогов со стороны нас клуба, каптерки и т.д.) не только не нетерпимы, но и чреваты весьма серьезными последствиями. Подкупленные воры, мошенники, жулики, растратчики, [сутенеры]6 и т.п. элементы – вот какими услугами пользуется администрация для ведения против нас самой разнузданной агитации. О режиме лагеря можно должно судить хотя бы по тому, что все эти подкупленные субъекты из мира подонков считаются здесь лучшими людьми.
Попытки перевода политзаключенных на общелагерный режим делались неоднократно и раньше. Администрация лагерей, действуя методами лжи и обмана, отнимала у политзаключенных их признанные права, добытые поистине невероятными по длительности голодовками. Таких фактов множество. Самые последние факты такого рода относятся непосредственно к нам. Нашим товарищам, находящемся в Чибью, после 25-дневной голодовки была официально объявлена телеграмма нач. СПО7 НКВД о переводе их на политрежим. Обманным путем вывезенные на Воркуту, они они вынуждены были возобновить голодовку за те же требования и снять ее, получив заверения в том, что НКВД будет вторично запрошено об их судьбе. В то же время им было гарантировано, что до получения ответа они будут поставлены в более или менее сносные условия существования на Воркуте. Но при первой же возможности администрация поспешила нагло их обмануть, отменив гарантированные ею же нормы питания. В отношении остальных товарищей, находящихся на Воркуте, лагерная администрация гарантировала обеспечение отдельных8 от прочих заключенных жизни вне зависимости от места работы, известный минимум питания, работу по специальности или посильную в зависимости от состояния здоровья. Однако выполнение этих обещаний носило такой же характер, какой выполнения иных ее обещаний.
Часть товарищей уже сняты с работы по специальности и переведены на общие работы. Питание, несмотря на всю его недостаточность, ухудшается, делаются попытки вселить в палатки наших товарищей посторонних. Наконец, необходимо указать факты последних дней. Вновь прибывшим 29-ти товарищам не только было категорически воспрещено вселяться в палатки, занимаемые нами, несмотря на то, что ранее администрацией такое разрешение дано было, но их с первого же дня преднамеренно поставили в невыносимые условия. При этом вместо законного отдыха, необходимого в связи с исключительно тяжелым условием перевозки (17 суток езды в холодной барже) людей, только что проведших одиннадцатидневную голодовку, буквально на второй день после их приезда вывели на тяжелую работу под конвоем.
Если к этому добавить, что вместо послеголодовочного режима питания (гарантированного администрацией) наши товарищи в пути оказались только на сухом пайке, который не выдавался и в половинном размере, и что, вместо обеспечения им по приезде необходимой поправки, они в подавляющем большинстве переведены на общее питание и, как выше было сказано, немедленно брошены на тяжелые работы, то картина режима, осуществляющего курс на истребление политзаключ. Выступает во всей своей циничной наготе. Отдавая себе ясный отчет в подлинных причинах, приведших к организации кровавого процесса над людьми давным-давно порвавшими всякую связь с оппозицией, мы решительно отвергаем попытку связать этот процесс с оппозиционным движением, попытку, преследующую цель оправдания нового курса бешеных репрессий против нас. мы не можем мириться с положением, в которое нас сейчас поставили. Мы требуем ликвидации тех исключительных условий, в которых мы находимся, и создания обстановки нормального человеческого существования в отношении жилища, питания и работы.
Против созданного для нас режима мы заявляем самый энергичный протест и требуем нижеследующих минимальных условий существования для политзаключенных в лагере.
1) Политпаек вне зависимости от характера работы (по нормам ОМЗ9) с надбавкой за климатические условия и с правом получения в сухом виде.
2) Работу по специальности, близкую к специальности или по выбору и соглашению с политзаключенными.
3) Условия труда по КЗТу (8-часов. рабочий день, нормальные выходные дни, ежегодный отпуск и т.д.)
4) Нормальные жилищные условия, отдельные помещения для политзаключенных вне зависимости от места работы, с коечной системой, достаточно светлое, чистое и утепленное, право размещения в этих бараках по выбору самих политзаключенных.
5) Обеспечение действительной медпомощи политзаключенным, срочный вывоз тяжело больных в нормальные климатические условия.
6) Право и необходимые материальные условия для совместной жизни семейных.
7) Право беспрепятственного приобретения на свои средства, как зарабатываемые в лагере, так и получаемые с воли, всех продуктов и товаров, появляющихся в ларьках лагеря.
8) Обеспечение выписки и получения центральных изданий (газеты, журналы, книги).
9) Снабжение обмундированием. Исчерпав все возможности бесконфликтного урегулирования условий нашего существования в лагере, тяжесть которых становится для нас совершенно невыносимой, мы вынуждены прибегнуть к борьбе за вышеизложенные требования путем голодовки. Мы считаем необходимым подчеркнуть с особой силой, что как наша голодовка, так и ее возможные жертвы будут невозвратимым результатом последнего курса в отношении нас, политкоммунистов, остающихся самими собою несмотря ни на что. Голодовку начинаем с 10 часов утра 18 октября.
1) Аграновский Л.А., 2) Албаров Н.А., 3) Алаих И.В., 4) Акатов С.М., 5) Белевич М.П., 6) Баглюк Г.Н., 7) Бровер Б.И., 8) Бротман И.Б., 9) Бураков А.А., 10) Вольф С.Г., 11) Варданашвили П.Г., 12) Венцкус П.И., 13) Вульфович Г.М., 14) Геворкьян С.А., 15) Говорняк А.А., 16) Горлов Н.П., 17) Гофман Я.В., 18) Григорьев Т.И.- Каминецкий, 19) Двинский-Файнерман Е.С., 20) Дингельштейн А.Н., 21) Донадзе В.А., 22) Зайдгафт И.Е., 23) Зараменко А.П., 24) Игонин Н.П., 25) Каменецкий М.И., 26) Кагарова М.И., 27) Караджа-Хотимская Л.И., 28) Куриневский Д.С. 29) Лазько М.Н., 30) Липкин И.М., 31) Максимов М.П., 32) Маргалин М.М., 33) Марукьян К.М., 34) Минкин Г.З., 35) Мизев Н.Т., 36) Перетманер Г.Э., 37) Плисс С.Е., 38) Провдила А.И., 39) Попова-Фельдман О.И., 40) Псалмопевцев И.П., 41) Ройтман Д.Л., 42) Рубашкин М.И., 43) Рютин В.М., 44) Санданирский10 З.Ю., 45) Седов С.А., 46) Слитинский А.И., 47) Смертянко11 Р.Д., 48) Сотников В.Ф., 49) Файнберг А.Н., 50) Флокс В.С., 51) Фридман А.Н., 52) Хотимский Г.Н. 53) Чаусовский Ю., 54) Цинкин Б.Я., 55) Шапиро М.Л., 56) Шумская И.Е., 57) Эльст И.С., 58) Яшвили К.С., 59) Шавердов И.Ш., 60) Юрлет С.Г., 61) Эренбург С.Е., 62) Борзин А., 63) Лапшин П.П., 64) Кармир-Муркиян Е.И., 65) Гинсбург А.И., 66) Шклярман С.А., 67) Кульбацкий М.С., 68) Сясин В.Ф., 69) Горячев Ф.П., 70) Яшвили, 71) Верелас А.А., 72) Воробьев М.Н., 73) Муравьев И.И.
Архив УФСБ РФ по РК. № КП 3011. Л.26-34. Копия; Полещиков В.М. Голодовка //За семью печатями. Сыктывкар: Коми книж. изд., 1995. С.65-70
№ 2
Из протокола допроса свидетеля, заключенного Угольного отделения Ухто-Печорского ИТЛ, по делу руководителей голодовки политзаключенных в 1936 г. 12
12 сентября 1937 г.
Вопрос: Скажите, с какого времени вы работаете в Сангородке в качестве лекпома?
Ответ: В качестве лекпома я работаю с 20/X-36 г. и во время голодовки обслуживал голодающих.
Вопрос: Скажите, что Вам известно о проводимой подготовительной работе троцкистами к объявлению коллективной голодовки?
Ответ: Коллективная голодовка была подготовлена, организована и проведена к-р группой троцкистов “ортодоксов”, обычно именующих себя “большевиками ленинцами” или же позднее “революционерами”. До прибытия этапов 1936 года, в составе которых были в подавляющем большинстве з/к з/к, осужденные за КРТД, голодовки были единичными случаями. После прибытия этапа 9 августа 1936 г. начали появляться признаки подготовки массовой коллективной голодовки во всех лагпунктах и подразделениях Воркуты. Прибытие этапа 9 августа ознаменовалось несколькими конфликтами из-за размещения, работы, питания и т.п. Они выдвинули требования: предоставления работы по специальности, выдача политпайка, и размещение троцкистов отдельно от других заключенных, осужденных по другим статьям. Из этого этапа “вышли” организаторы и руководители коллективной голодовки, как например: ДОНАДЗЕ, КРАСКИН, БЕРГМАН, ГУРОВСКАЯ, ЭПШТЕЙН, СЛИТИНСКИЙ, ЗАСЛАВСКИЙ, ЗМУДЗЯК, САДЖАЯ, ВУЛЬФОВИЧ, ШТЭРН, КУНИНА, РУТГАЙЗЕР, ЦЕМАХ и др. Вскоре пришло еще два этапа, из которых выделились тоже и организаторы и руководители голодовки, и наиболее активные участники голодовки, это – АРОНОВ, ГРЮНМАН, БУРЛЕЙ, ДВИНСКИЙ, ПЛИСС, ТОПЧИЯН, ПОПАНДОПОЛО, САНДЛЕР, ПОЛЕВОЙ-ГЕНКИН, ПОЛЕВАЯ-ГЕНКИНА, ЛОБКОВСКИЙ, СУРИНА, ГУЛЬКО, ЕЛИСЕЕВ и др. До прибытия на Воркуту троцкисты уже объявили голодовку будучи в Архангельске, где группа изоляторщиков13 и прибывших из ссылки троцкистов “ортодоксов” пыталась вовлечь в голодовку з/к з/к различных групп осужденных 1936 г. По свидетельству участника коллективной голодовки МАКАРОВА (сангородок). “ортодоксы” вели агитацию на базе процесса Каменева-Зиновьева14, объявляя процесс инсценировкой, направленной на обман народа, как это практиковалось до сих пор, разъясняли з/к з/к их положение, запугивали “каторжными” условиями труда и быта в лагерях, и т.п. Однако никто из з/к з/к тогда на эту троцкистскую агитацию не откликнулся. На этапе группа голодающих сняла голодовку и перешла на послеголодовочный режим. К концу времени на этапе не хватило хлеба и других продуктов. “ортодоксы”-троцкисты и примкнувшие к ним воспользовались этой заминкой в снабжении и начали вновь провоцировать этапируемых на коллективный протест, отказ от приема пищи и конфликты с администрацией этапа. Провокация эта в какой-то мере удалась, но принятыми мерами этап был снабжен продуктами и конфликт был ликвидирован, но троцкистам “ортодоксам” удалось приобрести некоторое влияние, к ним начали прислушиваться.
По прибытии на ст. Уса этап 23/IX-36 г. был распределен на работы, размещен в палатках и бараках, часть отправлена на Рудник, но были конфликты с лагадминистрацией, которые всячески раздувались. Ко времени прибытия этого этапа на ст. Уса и на Рудник сформировались группы и группки из “ортодоксов”, прибывших этапами 9/8-36 г. и другие числа, начавших подготовительную работу к объявлению коллективной голодовки.
В сангородке в августе-сентябре находилась группа голодающих (ШАРФГАРЦ, ИОФФЕ, ЦУРИЧЕНКО, КАСАБОВ, КЕЛЛЕР и др.) и лежали как больные несколько человек, которые сочувствовали голодающей группе (КЕССЕЛЬ, ТРУФАНОВ, ВАСЕНИН, МУРОМЦЕВ), вступившие частично в коллективную голодовку. Со ст. Уса начали приходить отдельные лица “навещать” больных. Это были БЕРГМАН Г.Ф., ЕПШТЕЙН В.Х, а в конце сентября ПОЛЕВАЯ-ГЕНКИНА Ш.А., навещали они по преимуществу лиц сочувствовавших “ортодоксам” группу голодающих. После этих посещений активность сопротивления голодающих, их агрессивность неизменно повышалась15. Некоторые посещаемые “эмиссарами” больные делали заявления вроде того “что вот приехали люди, которые в корне изменят режим, существующий в лагере, и т.п. в отношении политзаключенных.
МУРОМЦЕВ ходил из палаты в палату и уверял больных, что лагадминистрация уже пошла на уступки и согласилась отделить з/к з/к осужденных по другим статьям УК от их троцкистов-“политзаключенных” и предоставить им свободный выбор с кем селиться, политпаек и т.п. С другой стороны все чаще стали раздаваться голоса о предстоящей массовой голодовке.
На ст. Уса вербовочная работа также разворачивалась, но так как были приняты меры для затруднения связи между з/к з/к, то Усинская группа, подготовляемая16 голодовку, поддерживала связь с группой Рудника через завербованных и работавших на железной дороге кондукторов, сопровождающих грузы и т.п. на самой ст. Уса и перпункте вербовочная работа велась повсюду, куда могли проникнуть “ортодоксы”, однако успешно они работали только среди вновь прибывших. Отметим попутно, что в числе 72-х голодающих в сангородке не было ни одного бытовика или “старого Воркутянина”. Это явление неслучайно, потому что основная масса лагерников, работавших на производстве и в подразделениях явно не шла на троцкистскую провокацию.
Вопрос: Скажите, что Вам известно об организационной структуре и формы17 голодающих троцкистов?
Ответ: В середине октября отдельные группы з/к з/к “ортодоксов” троцкистов замышлявших и подготовлявших коллективную голодовку, как видно достаточно связались между собой, провели подготовительную работу и считали своевременно выступить со своими требованиями. По рассказам участников голодовки (МАКАРОВА, ПОПАНДОПАЛО, ФАЕРМА[НА]) было несколько вариантов голодовочного заявления на базе одного основного текста, выработанного центральной группой на Руднике. Однако на местах вербовщикам приходилось менять текст из тактических соображений. По свидетельству МАКАРОВА з/к з/к находившиеся с ним в одном бараке, работавшие на жел. дороге, ознакомившись с текстом заявления, доставленного ГУЛЬКО С.С., отказались подписывать его, не соглашаясь со вступительной частью, дававшей оценку политического и экономического состояния Советского Союза в духе обычной к-р троцкистской клеветы. Тогда вербовщики ГУЛЬКО и др. согласились снять вступительную часть и оставить только экономические и бытовые требования. Только таким путем вербовщикам удалось заставить людей подписать их заявление. Надо отметить, что в составе центральной группы, руководящей забастовкой, вырабатывавшей текст голодовочного заявления, также не было единства в вопросе о характере голодовочного направления и целей.
Из достоверного источника известно, что в центральной группе шел спор между троцкистами “ортодоксами” и децистом18 Слитинским о вступительной части и выводах.
Слитинский настаивал на самой резкой оценке политического положения в СССР и необходимости выдвинуть в голодовочном заявлении ряд политических требований. Другая часть ограничивалась тем, что будет дана только политическая оценка, а требования выдвигать только экономические и бытовые, ссылаясь на то, что самый факт коллективной голодовки есть акт политической демонстрации и что полит. требования могут помешать привлечению к голодовке более широкому кругу лиц. Таким образом текст заявления был “спущен вниз” для собирания подписей.
Руководство всей работой по организации голодовки и ее проведения было, видимо, возложено на центральную группу на Руднике откуда из центра все директивы направлялись старостам различным пунктам19 Воркутского р-на, которые в свою очередь руководили старостами отдельных помещений. На Руднике же была сосредоточена центральная группа, которая собирала и распространяла всю информацию о ходе голодовки, тех или иных конфликтах и т.д., сообщала политинформацию, добытую из различных источников и т.п.
Для этой цели “комитет” располагал людьми, осуществлявшими связь между лагпунктами, формально не голодавшими и не объявившими себя сторонниками, в частности в сангородок с этой целью под видом посещений голодающего брата приходила со ст. Уса Роза Натановна РАППОПОРТ. Чаще всего для передачи информации пользовались пересылкой книг.
Попутно следует отметить, что большинство женщин, как в период организации, так и в особенности во время голодовки, выполняли обязанности связисток. Наиболее заметна была деятельность в этом направлении ПОЛЕВОЙ-ГЕНКИНОЙ, ЭПШТЕЙН, ТУРОВСКОЙ и СУРИНОЙ, попутно этому они вели и активную, иногда открытую агитацию как на этапе (Кунина, Эпштейн, Штерн и Гуровская), так и в период голодовки, допуская прямые заявления против политики Сов. власти, нынешнего руководства партии правительства, наиболее в этом отличилась Сурина уже после снятия голодовки в женском помещении.
Связь между отдельными пунктами была засекречена и устанавливалась только при наличии пароля. Так, уже в момент снятия голодовки на Руднике и в Сырьяге, в сангородке голодовку еще не снимали 16-18 часов, так как “старосте” сангородка Донадзе не удавалось проверить достоверность полученной директивы о снятии голодовки. И только по получении пароля голодовка была снята.
Такой порядок еще имел такой смысл, а именно: руководство голодовки, подлинные организаторы провокации, по всем данным держались в тени и возможно даже в голодовке не участвовали лично для того, чтобы иметь передвижения и действий. В сангородке очень долгое время подлинный “старостат” всего городка не обнаруживался. По внешности получалось так, что в каждой палате официальный староста единственный и самостоятельный представитель голодающих данной палаты.
Однако наблюдениями было установлено, что мероприятия и действия голодающих направляются из 10 палаты, куда неизменно проникали и порывались проникать “старосты” или связисты (женщины) других палат. Однако ВУЛЬФОВИЧ, бывшим20 “старостой” 10-й палаты меньше всего производил впечатление человека, на которого могли бы возложить руководство всеми действиями 72-х голодающих в сангородке, тем более, что некоторые голодающие открыто заявляли неуважение к нему. Вскоре это предположение подтвердилось, ВУЛЬФОВИЧ был “переизбран” и его сменил КРАСКИН, человек внешне более солидарный21 и выдержанный, но и он не был действительным “старостой” всего сангородка. Таковым обнаружился уже к концу голодовки Донадзе, за время голодовки ведет себя сравнительно спокойнее других, ничем не выделявшийся и никогда не вступавший в конфликтах разговоры22 как с администрацией лагеря, так и медперсоналом. Так была поставлена задача в отношении сохранения руководящих кадров и голодовки23, а поэтому вполне возможно предположение, что некоторые из них и не известны до сих пор.
Вопрос: Скажите, что Вам известно о порядке вступления троцкистов в голодовку и о самом порядке голодовки?
Ответ: 18/X-36 г. была объявлена голодовка и первая группа в 50-60 человек. Вручив администрации Рудника голодовочное заявление, прекратила прием пищи.
В голодовку вступали последовательно, соответственно установленному расписанию, 24/X вступила группа женщин. Часть распропагандированных и “ортодоксов” не были введены в голодовку, а оставлен в резерве по соображениям тактического и медицинского порядка. Наряду с этим появлялись заявления о “солидарности” с голодающими. Так, в сангородке группой больных, в которую входили старик 66 лет ЦЕМАХ, тяжелый туберкулезный Н.Кожевников, больной с неврозом желудка Заславский, Сотников, Кессель и др. заявили о солидарности с голодающими и о готовности “вступить” в голодовку по первому требованию голодовочного комитета”. Впоследствии ЦЕМАХ был по особым соображениям введен в голодовку, а Заславкий, Сотников и Кожевников голодали от 5-22 дней в знак солидарности. Объявившие голодовку на ст. Уса были размещены по баракам и поставлены в условия стационарного содержания. По свидетельству Макарова уже на 3-4 день начали раздаваться голоса недовольства среди голодающих по адресу администрации, которая якобы создает “азиатские условия” голодовки. Голодавшие не первый раз, а таких среди лежавших в сангородке насчитывалось 22 человека из 72, “старые голодовщики” выражали прямое недовольство, как они считали, “азиатскими методами” голодовки, ссылаясь на европейские страны, где якобы голодающих кормят шоколадом и высококачественными концентраторами24.
Причину они усматривали в том, что на 3-4 день их не начинали кормить, а предоставляли сами себе, обеспечив лишь стационарными условиями. Сквозь это недовольство очень ярко проступает установка, которую имели и частично пропагандировали организаторы голодовки. Они убеждали своих единомышленников и пропагандируемых новичков, что лучше подвергнуть себя голодовке на 2-3 дня и за это приобрести стационарные условия размещения, отдельную кровать с простынями и т.д., высококалорийную пищу и т.п. Еще больше блага сулилось в послеголодовочный период. Опытные голодовщики неизменно делились воспоминаниями о том, какие рационы они получали и выговаривали себе в после голодовочный период. Соответственно и строились и расчеты времени, считая, что за каждый день голодовки они получат по 2-3 дня восстановительных. Еще в начале голодовки, не зная сколько она продлится, говорили, что во всяком случае до февраля они будут находиться в стационарных условиях. Из этих разговоров явствует, что вдохновители голодовки брали установку на длительную. затяжную демонстрацию, которая вместе в тем даст возможность ее участникам “перекантоваться” зимние месяцы лежа на боку в полном безделии.
В “установках”, которые давали старосты о поведении на случай, когда администрация прибегнет к мерам искусственного кормления, говорилось, что должно быть оказано “индивидуальное сопротивление без применения железного или деревянного оружия”. Так чтобы кормильщики могли выполнить свою работу “не мешать им”25, как было сказано старостой барака голодующих на ст. Уса (свидетельство Макарова). Были отдельные голоса “молодых” голодовщиков из числа вовлеченных, которые думали, что действительно вступают в серьезную “борьбу”, настаивавшие на решительном коллективном сопротивлении, применении всех доступных им средств обороны и нападения, но они были осуждены как непригодные. То же самое явствует из отношения к вопросу о труде, который в голодовочном заявлении был сформулирован как требование на “труд по специальности или близкой к специальности, по кодексу законов о труде (КЗОТ)”.
Группа железнодорожников (Урицкий, Фаерман, Попандопало, Елисеев, Когарова, Габуков) единодушно заявляли, выйдя из голодовки до прекращения ее в целом, что разошлись с троцкистами “ортодоксами” и выявили их подлинное политическое лицо именно на вопросе об отношении к труду. Они, железнодорожники, заявляли, что идя на голодовку, мы добивались улучшения условий труда и подписывая заявление с требованием “работы по специальности”, понимали его в прямом смысле (в этой группе было слесарей 2, токарей 1, механиков 1, поваров 1). На самом же деле в разговорах о труде уже во время голодовки с “ортодоксами” Мельманом, Слитинским, Злотником и примкнувшим к ним Гулько выяснилось, что они вообще не желают работать в лагере, а поэтому выдвигают требование на работу по специальности и КЗОТ, заранее зная, что это требование не может быть удовлетворено и они будут иметь формальное основание не работать на других работах. Это положение убеждается26 еще и тем, что из 72 человек имели специальность журналисты, юрисконсульты, педагоги, научные работники и т.п., 63% кроме того рассчитывали на уступчивость лагадминистрации ввиду предстоящей годовщины Октябрьской революции.
Первая группа голодающих т-н27 железнодорожников прибыла в сангородок на 3-й день после объявления голодовки, выдвинув некоторые требования культобслуживания, голодающие отказались впредь до удовлетворения таковых подвергнуться медицинскому осмотру. Эта группа з/к з/к осужденная в 36 г. впервые прибывших28 в лагерь и была распропагандирована “ортодоксами”, примкнувшим к ним Гулько С.С. Гулько в прошлом не связанный с троцкистами, бывший работник Коминтерна (германский еврей), будучи осужден, занял в лагере крайне антипартийные и антисоветские позиции, которые открыто высказывал находившимся с ним в группе железнодорожникам, озлобленный, пышущий местью и негодованию29 Гулько пытался агитировать обслуживающий медперсонал палаты, апеллируя к совести и чести каждого культурного человека.
Он говорил врачу Харечко: “Если вы честный интеллигент, врач и научный работник, вы вместе с другими должны стать на нашу сторону и бороться с произволом, который творят” и т.д. и т.п.
В духе обычной демагогической троцкистской политики, убедившись вскоре в бездейственности его слов, прекратил разговоры с медперсоналом. Однако на первом этапе ему удалось привлечь к коллективной голодовке, а в последующем держать в руках т направлять индивидуально объявившую30 голодовку Гринблота (в прошлом эмигрант из Австрии, комсомолец). Прибыв в стационар Гринблот, голодавший уже 13 дней с требованием поставить его на работу слесаря – по специальности, заявил, узнав о начале коллективной голодовки, что ничего общего с троцкистами не имеет и не имел, и к коллективной голодовке не примыкает. Однако через два дня после прибытия Гулько и др., размещенных в этой же палате, Гринблот, распропагандированный Гулько, подал заявление о присоединении к коллективной голодовке, привлечь Гринблота мог только Гулько, владевший немецким языком, на котором только и говорит свободно Гринблот.
В последующий период вся деятельность Гулько была направлена на создание острых конфликтов с администрацией лагеря и медперсоналом стационара. В бытность Попандопуло и Елисеева “старостами” палаты № 9, Гулько (по сообщениям санитаров) всегда провоцировал их на конфликты; настаивал на то[м], чтобы никто не поддерживал никаких разговоров с медперсоналом и т.п. после того как в палату № 9 были переведены “ортодоксы” Мильман и Злотник, децист Слитинский и анархист Касабов, имея еще голос Гринблата, и после низвержения “недостаточно крепкого” Попандопуло, был выбран как бы “паритетным старостой”, и в этом качестве развернулся в полной мере, посыпались требования, заявления, протесты на качество питания, т.е. питательной массы, поведение санитаров, не допускавших в палату “посетителей” из других палат, в особенности женщин и т.п. Снявшие ранее голодовку Попандопуло и Елисеев обвиняли “ортодоксов” в том, что они тщательно охраняют и оберегают свой кадр, а других подставляют под удар. В частности, в этой же палате обострились отношения между Фаерманом и “ортодоксами” во главе с Гулько по вопросу о разрешении ему подвергнуться операции во время голодовки, с тем, чтобы на время до и после операции он будет принимать пищу. Фаерману отказали в этой просьбе, тогда он сослался на случай о заболевании во время голодовки “ортодокса” Шклярмана, которому разрешили перевестись в хирургическое отделение и принимать пищу на это время.
После повторного неудовлетворения этой просьбы Фаерман снял голодовку индивидуально. Поведение и деятельность Гулько вообще типична для всех “старост” голодающих, которые в подавляющем большинстве принадлежали к троцкистам “ортодоксам”. “Старостами” были АРОНОВ, Штерн, Полевая-Генкина, Булгакова, Полевой-Генкин, Попандопуло (снял свою подпись с заявления), Гулько, Елисеев, Шейнблат, Вульфович и Краскин. Вся голодовка протекала в систематических конфликтах с медперсоналом, создание которых искали по малейшему поводу и без всякого повода.
Рассчитывание на быстрое окончание голодовки у руководства 31 не оправдало надежд, отсюда “боевой дух” голодающих стал падать, что было весьма нежелательным для них. Нужны были, чтобы снова поднять “боевой дух”, сильно действующие средства, каковыми, по свидетельству врача Харечко были избраны смерть старика Цемах и больного туберкулезом Воробьева, которым они всеми силами старались не допустить оказания медпомощи и усиленного питания. Не удавшись32 эта провокация, они избрали “жертвой” дециста Слитинского, который инсценировал самоубийство, путем вскрытия вен на снегу против палатки (не имевших никаких физических последствий для демонстранта). Слитинский написал обширное заявление к “мировому пролетариату”, который якобы должен знать об “ужасах” Воркуты, изложив в самых резких формах “платформу” голодовщиков. Это выступление Слитинского было не без согласия “руководства”. Голодовкой, по выражению Слитинского, они хотели кроме всего прочего и нанести ущерб экономический как органу ненавистного им Советского строя. После длительных переговоров и торгов 8/II-37 г. голодовка была снята.
Активистами голодовки были Грюман, Булгакова, Сандлер, Саджая, Вульфович, Гринблот и др., которые пытались изобр[аж]ать в своей агитации серьезную победу, сопровождая продолжать ее обычной для них антисоветскими, контрреволюционными заявлениями.
Среди основной массы лагнаселения голодовка не имела никакого влияния…
Архив УФСБ РФ по РК. № КП 3011. Л.67-69 об. Копия.
№ 3
Акт и объяснительная записка о собрании заключенных пос. Рудник Угольного отделения Ухто-Печорского ИТЛ.
20 мая 1937 г.
АКТ
1937 г., мая м-ца 20 дня, мы нижеподписавшиеся Комендант Ворк. Рудника ТАТАРИНОВ М.И., дежурные коменданты: КЛЮЖИН В. и БУТЯЕВ Н., сего числа производили обход по баракам. В 23 ч. 45 мин. Зашли в барак № 8, где проживают з/к з/к резервной колонии, где происходило открытое собрание. Данное собрание мной, комендантом, было предложено закрыть, но со стороны ряда лиц, в частности, председателя собрания БЕЛИНКИС Якова Семеновича, мое распоряжение было опротестовано, в результате чего стали данный вопрос обсуждать и вносить ряд предложений по существу моего распоряжения. В итоге всего было выдвинуто предложение ВУЛЬФОВИЧА о том, чтобы сейчас по этому поводу конфликта не делать, закрыть наше собрание. А завтра 21/V – нашему старосте пойти к Начальнику Рудника с протестом. Данное предложение было проголосовано и по большинству голосов предложение было принято. На этом и было прекращено собрание.
О чем и составлен настоящий акт.
1) Собрание было собрано мною для перевыбора старосты и урегулирования вопросов быта барака
2) Протест против вмешательства коменданта Татаринова, было выражено не одним председателем собрания, а всеми участниками собрания.
3) В собрании принимали участие все живущие в бараке, а не только принадлежащие к резервной колонне.
4) Коменданту было предложено присутствовать на собрании при обсуждении последнего вопроса, но он отказался
Д.Куриневский
Архив УФСБ РФ по РК. № КП 3011. Л.39. Копия.
№ 4
Приказ № 177 по управлению Воркутского Рудника 1-го (Угольного) отделения Ухто-Печорского ИТЛ.
21 мая 1937 г.
В ночь с 20 на 21 мая с.г. в 23 часа 45 минут в бараке № 8 в общежитии з/к з/к резервной колонны старшим общежития з/к КУРЕНЕВСКИМ Д.С. было собрано собрание, без разрешения Культурно-Воспитательной Части и к тому же в неположенное время, тем самым нарушили внутренний распорядок лагеря и мой приказ за № 6/с.
На предложение коменданта Рудника ТАТАРИНОВА прекратить собрание з/к БЕЛИНКИС Яков Семенович заявил: “Собрание продолжается для разбора неразрешенных вопросов”.
ПРИКАЗЫВАЮ:
З/к КУРЕНЕВСКОГО Дмитрия Соломоновича и з/к БЕЛИНКИСА Якова Семеновича за нарушение лагерного режима, незаконный созыв собрания, которое проводилось в запрещенное время, арестовать каждого на 15 суток, с выводом на общие работы.
Предупреждаю весь хозяйственный и инженерно-технический персонал, и все лагнаселение з/к з/к, что впредь за созыв каких-либо собраний или совещаний без разрешения на это КВЧ и моего виновные будут привлекаться к судебной ответственности.
Данный приказ объявить по радио.
Пом. Начальника 1-го Отделения
УХТПЕЧЛАГа НКВД
Врид. Начальника Ворк. Рудника (МЕРКУЛОВ)
Архив УФСБ РФ по РК. № КП 3011. Л.40. Копия.
№5
Письменный протест заключенных Воркутинского отделения Ухто-Печорского ИТЛ в связи с арестом заключенных Д.Куреневского и Я.Билинкиса, направленное начальнику III-й части I-го Угольного отделения Ухто-Печорского ИТЛ
После 21 мая 1937 г.
Вследствие исключительной халатности администрации рудника барак № 6, как и другие бараки, не обеспечен ни углем, ни водой, лишен элементарных хозяйственных принадлежностей для поддержания чистоты. С целью разрешения этих вопросов, а также для перевыборов старосты барака, мы собрались 20/V. Усмотрев в этом собрании, имевшем целью исключительно разрешение внутрибарачных бытовых вопросов, нарушение правил лагерного распорядка, явившийся комендант Рудника предложил собрание прекратить. Хотя мы считали это распоряжение произвольным и незаконным, тем не менее, желая избегнуть конфликта, собрание прервали, решив обратиться с протестом против незаконных действий комендатуры.
Однако начальник рудника Меркулов решил превратить это в исходный пункт для нового конфликта с коллективом политзаключенных. Приказом от 21/V староста барака КУРИНЕВСКИЙ и председательствовавший на собрании 20/V БЕЛИНКИС заключены в штрафизолятор сроком на 15 суток на том основании, что собрание происходило в неположенное время и без санкции КВЧ.
Все наши дальнейшие попытки ликвидировать создавшийся конфликт натолкнулись на сознательно провоцируемое администрацией обострение. Наш представитель МИХИЛЕВИЧ, несмотря на троекратные попытки с его стороны, не был даже принят Нач. Рудника. Вместо этого помощник его Григорьев попытался терроризировать его угрозами расправы за голодовку.
Мы заявляем решительный протест против провокационных действий администрации Рудника. Мы все в равной степени несем ответственность за созыв собрания. Мы не темная толпа, руководимая33 “смутьянами и подстрекателями”, а коллектив политзаключенных, имеющих за плечами многие годы политической борьбы. Любой из нас мог бы оказаться на месте т.т. Куриневского и Белинкиса. Мы требуем отмены незаконного приказа Нач. Рудника. Неся одинаковую с т.т. Белинкисом и Куреневским ответственность за созыв собрания, заявляем, что впредь до их освобождения мы ставим себя в такие же условия, в какие они поставлены Вами, т.е. считаем себя арестованными.
Подписали:
1. Орлов, 2. Андриянов, 3. Белевич, 4. Игонин, 5.Агаян, 6. Акопов, 7. Башлович, 8. Бройтман, 9. Антакольский, 10. Верелас, 11. Афанасьев, 12. Лавров, 13. Плоткин, 14. Михилевич, 15. Маенко, 16. Флакс, 17. Власов, 18. Васильев, 19. Вишневский, 20. Шинадзе, 21. Бегун, 22. Лебединов, 23. Бровер, 24. Рубашкин, 25. Марголин, 26. Голод, 27. Сандомирский, 28. Орлов, 29. Кузин, 30. Кочарова, 31. Ведель, 32. Кармир Мурукьянц, 33. Геворкьян С., 34. Вульфович, 35. Шорохов, 36. Липкин, 37. Каминский, 38. Шавердов, 39.Максимов, 40. Эпштейн, 41. Правдило, 42. Алойц, 43. Кессель, 44. Бризанов, 45. Крайний, 46. Мелешин, 47. Яковин, 48. Аграновский, 49. Азагаров, 50. Зальдфельд, 51. Вирап, 52. Яшвили А.
Архив УФСБ РФ по РК. № КП 3011. Л.41. Копия.
1 Байтальский М.Д. Тетради для внуков // Печальная пристань. Сыктывкар: Коми книж. изд., 1991; Войтоловская А.Л. По следам судьбы моего поколения. Сыктывкар: Коми книж. изд., 1991 и др.
2 Полещиков В.М. Голодовка // За семью печатями. Сыктывкар: Коми книж. изд., 1995.
3 Основной источник этой статьи – следственное дело руководителей голодовки С.А.Геворкяна, Г.Я.Яковина, И.С.Краскина, В.А.Донадзе, Г.Н.Хотимского, Н.П.Горлова, Г.М.Вульфовича, Д.С.Куриневского, М.Л.Шапиро (сентябрь – октябрь 1937 г.), хранящееся в архиве УФСБ РФ по РК (№ КП 3011). Далее в тексте отдельные ссылки на этот документ в тексте не делаются.
4 Рогачев М.Б., Таскаев М.В. “Тюрьма без решеток” Страны Советов: Документы и материалы о политссылке 20-30-х гг. // Покаяние: Мартиролог. Т.3. Сыктывкар: Фонд “Покаяние”, 2000. С.250.
5 Политзаключенными считали себя именно социалисты и анархисты, в прошлом, как и большевики, боровшиеся с царизмом. Число осужденных за контрреволюционные преступления (действительные и мнимые) было значительно большим.
6 Росси Жак. Справочник по ГУЛАГу. Часть 2. М.: “Просвет”, 1991. С.296; Звенья: Исторический альманах. Вып.1. М.: Прогресс; Феникс; Atheneum, 1991. С.242-244.
7 В борьбе за политрежим // Звенья: Исторический альманах. Вып.1. М.: Прогресс; Феникс; Atheneum, 1991. С.239-298.
8 Имеются в виду именно сторонники Л.Б.Троцкого, а не все, осужденные “за троцкизм”. В конце 20 – первой половине 30-х гг. по стандартному обвинению в КРТД (контрреволюционной троцкистской деятельности) было осуждено множество людей, никакого отношения к оппозиции не имевших.
9 Интервью с Я Мееровым / Зап. Т.Сонин // Минувшее: Исторический альманах. Т.7. М.: Открытое общество: Феникс, 1992. С.236, 238.
10 “Нам ненавистны сталинские чертоги” // “Хотелось бы всех поименно назвать”. По материалам лагерных дел и следственных отчетов ГУЛАГа / Обр. арх. материалов И.Осиповой. М.: Фонд “Мир и человек”, 1993. С.111-112.
11 Байтальский М. Троцкисты на Колыме // Минувшее: Исторический альманах. Т.2. М.: Прогресс: Феникс, 1990. С.346-347.
12 “Хотелось бы всех поименно назвать. С.109-147.
13 А.И.Солженицын со слов своих информаторов называет Д.Ройтмана провокатором-осведомителем, но документы, подтверждающие это утверждение, не известны (см.: Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. Т.2. М.: Центр “Новый мир”, 1990. С.34.
14 Фамилия Яшвили указана дважды, второй раз без инициалов.
15 Подлинник заявления не известен. На сохранившейся копии указаны только фамилии подписавших заявление, но самих подписей нет.
16 Войтоловская А.Л. Ук. соч. С.197, 200.
17 Войтоловская А.Л. Ук. соч. С.146.
18 Канева А.Н. Ухтпечлаг. 1929-1938 //Звенья: Исторический альманах. Вып.1. М.: Прогресс; Феникс; Atheneum, 1991. С.344; Морозов Н.А. ГУЛАГ в Коми крае. 1929-1956. Сыктывкар: Сыктывкарский университет, 1997. С.28.
19 Байтальский М. Тетради для внуков. С.329-330
20 Байтальский М. Тетради для внуков. С.331-332.
21 Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т.2. Ч.3. М.: Центр “Новый мир”, 1990. С.280.
22 Полещиков В.М. Палач Кашкетин // За семью печатями. Сыктывкар: Коми книж. изд., 1991. С.20-21
23 В мае 1938 г. Ухто-Печорский ИТЛ был ликвидирован с созданием на его базе нескольких самостоятельных лагерей, в т.ч. Воркутинского и Ухто-Ижемского (см.: Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960: Справочник. М.: “Звенья, 1998. С.192, 499.
24 Полещиков В.М. Палач Кашкетин. С.15-19.
1 Здесь и ниже – подчеркнуто в тексте документа.
2 Генрих Ягода 26 сентября 1936 г. был снят с должности народного комиссара внутренних дел. Матвей Берман занимал должность начальника переселенческого отдела НКВД СССР и зам. наркома внутренних дел (см.: Петров Н.В., Скворкин К.В. Кто руководил НКВД. 1934-1941: Справочник. М.: “Звенья”, 1999)
3 Так в тексте документа. Должно быть: “специального”.
4 Так в документе. Правильно: “бесчисленного количества”.
5 КВЧ – культурно-воспитательная часть
6 Слово плохо разборчиво.
7 СПО – секретно-политический отдел
8 Так в тексте документа
9 ОМЗ – отдел мест заключения
10 Возможно: Сандомирский.
11 Возможно: Спертянко
12 Не публикуются фамилия и биографические данные свидетеля и фамилия следователя.
13 Имеются в виду заключенные тюрьмы-политизолятора.
14 Л.Б.Каменева и Г.Е.Зиновьева за оппозиционную деятельность судили несколько раз. Вероятно, в данном случае имеется в виду процесс по делу “антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра” (Москва, 19-24 августа 1936 г.), по которому все 16 обвиняемых были приговорены к расстрелу.
15 Так в тексте документа.
16 Так в тексте документа
17 Так в тексте документа
18 Децисты – группа “демократического централизма”, оппозиция руководству РКП(б) в 1920-1921 гг. (Н.Осинский, Т.Сапронов, В.Смирнов и др.). Выступала за децентрализацию управления в промышленности, расширение прав местных органов власти, свободу фракций в партии.
19 Так в тексте документа.
20 Так в тексте документа.
21 Так в тексте документа. Вероятно, правильно: “солидный”.
22 Так в тексте документа.
23 Так в тексте документа.
24 Так в тексте документа. Правильно: “концентратами”.
25 Так в тексте документа.
26 Так в тексте документа. Вероятно, правильно: “подтверждается”.
27 Так называемых
28 Так в тексте документа.
29 Так в тексте документа.
30 Так в тексте документа.
31 Так в тексте документа.
32 Так в тексте документа.
33 Здесь и далее – подчеркнуто в тексте документа.
Опубликовано: Рогачев М.Б. “Мы вынуждены прибегнуть к борьбе”: голодовка политзаключенных в Воркуте в 1936 году//Покаяние: Мартиролог. Т.7. /Сост. М.Б.Рогачев. – Сыктывкар, 2005. С.95-120.
